Военная спецоперация на Украине уже несколько месяцев является главной темой не только в нашей стране, но и во всём мире. Вокруг неё ходит много слухов. Корреспонденту «Октагон.Северо-Запад» удалось развеять часть из них, поговорив с 63-летним контрактником из Иркутской области Сергеем Хубраковым. Он попал в военный госпиталь в Санкт-Петербурге после того, как получил тяжёлое ранение ноги под Луганском, спасая жизнь своим сослуживцам.
– Сергей Владимирович, почему вы решили в 63 года пойти на фронт?
– Ещё когда президент объявил о начале военной операции, я начал думать об этом. Каждую угрозу для страны воспринимаю как личную. Ведь здесь идёт речь о мирной жизни России, где мои дети и родные.
А потом к нам в Нукутский район Иркутской области пришёл первый «груз 200» – молодой парень, который вырос у меня на глазах, Лёша Шанаров. Мать его – единственного сына – растила одна. Он и в Сирию ездил, ведь с 2014 года по контракту служил. И вот он погиб…. Конечно, я не мог пройти мимо этой беды. Тогда и решил, что пусть лучше старики воюют, чем такие молодые ребята будут погибать. Вот и пошёл в военкомат.
– Как отреагировали односельчане, узнав, что вы едете на Украину? Военкомат сразу одобрил решение?
– Родные отговаривали, переживают за меня. Некоторые земляки сначала тоже говорили, что поедут со мной, но в итоге передумали.
А районный военкомат меня завернул, сказав, что в 63 года там делать нечего. Но я не успокоился, ведь знаю, что у меня есть здоровье, силы, опыт – две командировки в Чечню в прошлом.
«Поехал в Иркутск, пошёл в областной комиссариат. Там со мной даже не спорили, увидели боевой настрой и заключили контракт. Потом отправили в учебку на 10 дней».
– А контракты заключают со всеми добровольцами? На какой срок и при каких условиях?
– У меня контракт на три месяца. Некоторые оформляют его на полгода, год. Можно продлить при желании. Всё зависит от самого себя: состояния души, здоровья. Например, воевавшие вместе со мной ребята, которых относительно легко ранило, уже планируют вернуться обратно.
Что касается денег, то со всеми надбавками каждый контрактник получает минимум около 200 тысяч рублей ежемесячно. За ранение и, не дай бог, гибель идёт другая оплата. Суммы не назову, не знаю.
– Много ли добровольцев идёт воевать на Украину?
– Когда я отправлялся, много желающих было. Я заехал шестым отрядом. В каждом отряде человек по 600. Это батальон почти. После нас заехал уже 15-й или 16-й отряд.
Ветераны боевых действий, вэдэвэшники, обычные ребята, отслужившие в армии, – много, кто идёт. Тем, кто подготовлен, там будет немного легче, потому что эта спецоперация не похожа на другие, но там действительно пригождаются опыт и сноровка.
«Конечно, надо идти туда, понимая, что тебя ждёт. Людям со слабой психикой на Украине делать нечего».
– Знаю один случай, когда наш солдат, испугавшись, побежал из полевого окопа в лес, чтобы спрятаться. Но там он нарвался на наёмников. В итоге спустя несколько дней, когда наши эту территорию захватили, нашли тело того парня на дереве с отрубленными руками и ногами.
– Какой возраст примерно у добровольцев?
– Разный, но в основном до 60 лет. Старше редко кого берут, ведь должно быть не только желание, но и здоровье. Да и как, например, с весом в 130 килограммов по окопам прыгать?
– Что вы взяли с собой, когда поехали в Донбасс?
– Военный билет, паспорт, водительские права. Телефон у нас забрали перед тем, как перейти границу. Да и толку от них там, если связи нет. Ещё сын Владимир перед тем, как я уехал, надел на меня свой крест. Несмотря на то, что мы буряты, он давно ходит в православную церковь у нас в посёлке. Тогда Вова сказал, что этот крест будет охранять меня. И взял с меня обещание, что если я вернусь домой живым, то обязательно приму крещение. Конечно, выполню обещание, ведь Бог меня действительно уберёг от гибели. Он для всех един, только называют его разные народы по-разному.
– Местные ополченцы воюют вместе с российской армией?
– Да, они очень помогают нашим бойцам. Перед одним из боёв я познакомился с ребятами, которые защищают Донбасс уже восемь лет. Дик, Колонча, Медведь – спокойные, бесстрашные и опытные мужики. Они за несколько секунд до взрывов предупреждали нас, что надо ложиться на землю. Я поражался их интуиции, чутью. Они несколько раз спасли нам жизнь этим.
Хотя на Украине сложнее воевать, чем в Чечне.
«Над нами часто квадрокоптер летал. Вэсэушники с помощью них отслеживают, где российские солдаты. Это им очень помогает наносить более точные удары. Современная спецоперация – совсем другая. Чечня не сравнится с этой спецоперацией».
– Вы получили серьёзное ранение ноги. Как это произошло?
– Шёл бой, миномёты, стрелковое оружие, всё грохотало. Я уже вступил в бой с украинцами, когда внезапно на моих глазах вдруг погиб один сослуживец, молодой парень. До сих пор тяжело вспоминать...
После этого мы с ребятами пошли высоту брать. Нами там местные ополченцы командовали. Я позицию занял. Осматриваюсь, вижу, что наши вступили в бой. Вэсэушники обстреливают нас гранатомётом, а у нас артиллерии нет. Вдруг вижу, что украинцы в окоп спустились и идут в сторону наших сбоку, а те их не видят. Понял, что надо что-то делать. Увидел примерно в 400 метрах от меня снайпера с винтовкой. Это была женщина – крашеная блондинка. Она только прицелилась в наших, как я её убрал. С ней было ещё два снайпера, они тут же сбежали. В это время я услышал, как наши ребята кричат: «Быка!» Так боекомплект называется. Я увидел внизу ящик с патронами, схватил и побежал напрямую к ним, чтобы побыстрее доставить, хотя надо было через окоп идти, так было бы безопаснее, но дольше. Я уже до наших добежал с этим ящиком и вдруг чувствую – удар по ноге.
«У меня шок, даже сначала не понял, что случилось. Боль только чувствую. Сослуживец кричит другим: “Хамхара подстрелили!” Меня так все там называли. Потом парни мне ногу перетянули жгутом. И потихоньку под обстрелами потащили на окраину, где стояла скорая. А это порядка двух с половиной километров».
Уже потом, в Луганске, коллегия врачей в госпитале хотела ампутировать мне ногу, потому что кости были сломаны, сухожилия и мышцы порваны, центральную артерию кровяную почти всю вырвало. Я умолял их не лишать меня ноги. Четыре часа меня собирали, зашивали, как могли. И когда операция закончилась, сказали, что ничего ампутировать не стали. Я очень благодарен этим врачам. Теперь восстанавливаюсь и потихоньку хожу на костылях. Главное, что ящик успел доставить, сумел помочь сослуживцам.
– С кем приходилось больше воевать – с украинскими добровольцами или наёмниками-нацистами?
– По-разному: много украинских вэсэушников, нацистов тоже хватает, иностранцев. Нацисты от обычных добровольцев отличаются множественными наколками символики. Но они воюют все вместе, только наёмники там на лидирующих позициях вроде главарей. Украинские добровольцы их боятся, ведь фактически многие идут под давлением. Сдавшиеся в плен солдаты ВСУ говорили, что их заставили идти на войну угрозами, что в противном случае убьют их семьи. Нацисты ведь совсем безумные. Они используют мирное население в качестве живого щита. Бывало такое, что наши ребята видят в здании наёмника, уже собираются стрелять по нему, как тот вдруг выставляет впереди себя ребёнка, женщину. Ничего святого у этих людей нет. Знают, что по мирным мы не стреляем.
– В интернете много информации о том, что якобы русские солдаты занимаются мародёрством на Украине. Что вы скажете об этом?
– Это же фейки. Только тот, кто сам там побывал, видел, как российских военнослужащих там рады видеть.
«Дети, женщины, старики плачут от счастья, что дождались нас. Говорят, что уже измучились от обстрелов нацистов за столько лет».
– Конечно, никакого мародёрства с нашей стороны нет. Местный народ сам зовёт нас в гости, угощает тем, что есть. А мы делимся с ними своими пайками, детям мороженое покупаем.
– Часто в интернете публикуется информация о том, что оснащение Российской армии очень плохое. Некоторые люди объявляют сбор на лекарства и одежду для солдат. Расскажите, действительно есть проблемы или вам всего хватало?
– И оружия, и обмундирования, еды, лекарств – всего в достатке. На базе работает полевая кухня. Но бывают такие моменты во время сложного боя, когда мы просим командование помочь нам гранатомётами, а в ответ слышим тишину.
– Многие задаются вопросом: почему военная операция длится так долго?
– Как раз из-за того, что нацисты используют мирное население в виде живого щита. Если бы не этот факт, уже давно бы всё закончилось. Но мы вынуждены постепенно освобождать города, сёла от этих нелюдей. И работа ещё предстоит большая.
27 мая 2022